Первый визит в Париж в 2014 году не задался с самого начала. Главной ошибкой был 18 арондисман — район неподалёку от вокзалов Garu du Nord и Garu de l’Est, где я по невежеству снял недорогой отель, чем навсегда испортил впечатление от города.
Несмотря на шаговую доступность от Мулен-Ружа и базилики Сакре-Кёр, 18 ародисман (и все прилегающие) в то время являл собой настоящее гетто с огромными арабскими рынками, грязными тротуарами и недружелюбного вида драг-пушерами на каждом углу.
Добавлю контекста: буквально через месяц после моей поездки в Париже случилось нападение на журнал Charlie Hebdo и захват заложников у Венских ворот, а годом позднее — взрывы в Сен-Дени и бойня в Батаклане — крупнейшие теракты в истории страны.
Говорят, после этих событий средний градус в Париже снизился, но тогда — время было неспокойное, атмосфера города была тревожной и агрессивной. Эта недельная поездка была самой неуютной за всю историю моих перемещений по миру.
В первый день я пробовал передвигаться на метро, но подземка оказалась местом ещё менее приветливым — таким же грязным, как променады Шато-Руж, полным фриков и хулиганов, которые задирали пассажиров своими экстравагантными выходками.
В те дремучие времена человечество ещё не придумало прицеплять ко всем словам корень «шеринг», и от отчаяния я приобрёл самое доступное средство преодоления гигантских парижских дистанций — скейт Penny (на котором сперва умел лишь стоять или падать).
Таким манером, набив немало синяков и шишек, я объехал весь центр — от Монпарнаса до Пер-Лашез, периодически прерывая свои покатушки бранчами с неплохим вином в местных кафе. Так я узнал, что значит “French pricing” и потерял изрядную долю достатка.
Между визитами в базилики и Лувры, пил самый невкусный в Европе глювайн «vin chaud», наблюдал парижскую архитектуру и пресыщался китчевой избыточностью города. В какой-то момент почувствовал физическое отвращение ко всему, что меня окружало.
Парижский Лувр
Последним неоднозначным экспириенсом в Париже была случайная встреча со странноватым чуваком из США у могилы Джима Моррисона на Пер-Лашес, закончившаяся употреблением джоинта на Марсовом поле под фристайл от местного хип-хопера бомжевтого вида.
Могила Джима Моррисона на Пер-Лашес
Мой случайный друг из США никогда не слышал слов Лувр и Нотр-Дам, просрочил туристическую визу, проебал все деньги и оставил свой велосипед, на котором планировал добраться в аэропорт, в тёмном переулке. Найти оный байсикл мы уже не смогли.
Нотр-Дам до пожара
Чувака я угостил глювайном с ярмарки у Елисейских полей и дал немного денег на метро. Сам же следующим утром едва не опоздал на поезд, перепутав с похмелья вокзалы. Но всё же запрыгнул в уходящий состав и с облегчением покинул неприветливый Париж.
Хороший Париж
Летом 2019 года я возвращался в Париж с большим скепсисом. Однако в этот раз город приятно удивил. Он будто действительно стал чище, комфортнее и оставил позади изрядную часть социальной напряжённости. А может быть просто так совпало.
В этот раз, умудрённые опытом, мы арендовали апартаменты ближе к центру — в десяти минутах от сгоревшего Нотр-Дама. На чекине нас встретил карикатурнейший хост — гей в полосатой майке и тапках Баленсиага с характерным милым «вуаля».
Все эти дни нас окружала абсолютная толерантность, пикники с прекрасным копеечным вином, булочные с лучшим в мире капучино, кафе с вкуснейшим луковым супом и поездки по ночному Парижу на электросамокатах. А ещё — парад в честь Дня Взятия Бастилии.
Летом, покрытый пышной зеленью, Париж не выглядит так избыточно и чванливо. Растительность как будто оттеняет выпуклость фасадов и вычурность барельефов. Город становится более приветливым и уютным для простого парня из русской провинции.
Самая восхитительная вещь в Париже — самая банальная. Эйфелева башня вживую впечатляет в десятки раз сильнее, чем на любой картинке. В первую очередь — как памятник инженерной мысли. Она прекрасна в любое время суток.